Оружейный холл закачался у меня перед глазами, и, чтобы не упасть, я ухватилась за Чижа. И тут же почувствовала его пальцы на своем плече: чтобы не упасть, он ухватился за меня.

— Я не понял? Что вы сказали?!

— Я отравила Аглаю Канунникову, — потупившись, произнесла Софья.

И тотчас же за ее спиной раздались аплодисменты.

— Браво, дорогая Софья! — отчеканила мулатка Tea, выскочив из-за спины Софьи, как маньяк из темной подворотни. — Браво! Сильный ход!

— На что это вы намекаете, дорогая Tea? — ощерилась Софья.

— Вот уж действительно низость! Присвоить себе чужое преступление! На чужом горбу в рай въехать!

— Что значит, чужое преступление?

— А то и значит! Думаете, я не понимаю, зачем вы десять минут ломаете комедию перед этими простачками?

— Какую комедию?

— Дешевую, дорогая Софья, дешевую! Наслушались дуры-журналистки! Оно и понятно, ваши тиражи падают…

— Ничего они не падают!

— Нет, падают! Мы ведь в одном издательстве мучаемся, так что я в курсе дела! А тут такое событие, Королеву Детектива, царствие ей небесное, траванули! И вы рядом оказались! Как не воспользоваться такой оказией!

Грех не воспользоваться! Тем более и версия имеется, вполне приличная, я бы даже сказала, утонченная!

— Как вы смеете!..

— Смею, дорогая Софья, смею! При хорошем адвокате вам лет десять дадут, не больше. А то и меньше. Убийство-то действительно интеллигентное, чистенькое. Плюс учитывая ваш возраст и прежнее место работы. Плюс учитывая вашу не совсем оправданную популярность! Для начала вы месячишко-другой на экранах помелькаете, пока следствие идет! Это ведь какая реклама, подумать страшно! Весь ваш залежалый товар за неделю улетит! А то и за три дня! Потом вы, естественно, напишете книжку “Как я убила Аглаю Канунникову”. Готовый бестселлер, за него издательства пасть друг другу порвут…

— И как у вас самой пасть не порвалась — такие мерзости говорить, дорогая Tea? — с трудом сохраняя остатки спокойствия, процедила Софья. — Неужели вы думаете, что я в здравом уме и трезвой памяти пойду в тюрьму? За преступление, которого не совершала?!

— А какая разница — в тюрьме или на воле? Семьи у вас нет, ухаживать не за кем, только тем и занимаетесь, что заваливаете страну своими книжонками! А в тюрьме тоже можно жить неплохо, за отдельную плату. А уж писать — пиши не хочу! И издавайся. Вас, как убийцу дорогой Аглаи, царствие ей небесное, еще не скоро забудут. Так что все в порядке. Повышенное внимание со стороны прессы и читателей обеспечено.

— А по-моему, не все в порядке! Далеко не все в порядке! У вас с головой! — Софья вдруг замолчала, смерив мулатку с ног до головы, с которой было “далеко не все в порядке”. — А может… Может, вы сами хотели присвоить себе мое убийство?!

— Что значит — “ваше убийство”? Вы только посмотрите на себя! Вы только себя почитайте! Куцые полицейские романы — вот ваш потолок! Да у вас бы клепки не хватило такое придумать! Здесь нужен другой ум. Молодой, упругий!

— Уж не на себя ли вы намекаете? Tea, до сих пор с азартом терзавшая Софью сахарными зубами, вдруг осеклась и замолчала.

— Почему же намекаю? — сказала она после долгой паузы. — Я не намекаю. Ведь фальшивый перстень еще никто не отменял…

О, Аглая! Если бы ты была жива! Если бы ты только была жива! Если бы ты только могла слышать все это!.. Как бы ты хохотала! За водкой в граненом стакане, за тонко нарезанными ломтиками сырого мяса — посоленными и поперченными, за сигаретным пеплом без пепельниц — как бы ты хохотала! Неужели даже эта беллетристическая бойня не заставит тебя встать? Встань, вставай же… Выходи из этого проклятого зала! Я все еще надеюсь на другой конец…

Но никакого другого конца не было.

Вместо Аглаи в дверном проеме показалась Минна. Грудь Минны поникла, подбородки висели, как паруса в безветренный день, даже брошь расстегнулась.

— Все в сборе, — сказала Минна, задумчиво покусывая похищенный с хозяйской клумбы флокс. — Очень хорошо. Мне трудно было на это решиться, и все же… Я хочу сделать признание…

— Только не это! — застонал Чиж. — Только не это!.. И в ту же секунду Tea ухватила его за плечо.

— Вы слышите? По-моему, это звук автомобильного мотора! Вы слышите?..

Глава 3

Через триста шестьдесят часов после убийства

…Я ждала Чижа в ресторанчике “Династия” на Гороховой.

Допросы, игра в “не был, не состоял, не участвовал” с очумевшими следователями, отпечатки пальцев, снова допросы, очные ставки, “Бойся цветов, сука!”, украсившая собой не один милицейский протокол, — все это осталось позади. Позади осталась стылая ночь в стылом поезде со стылым телом Аглаи — я везла ее в Москву вместе с результатами вскрытия: “Смерть Канунниковой А.А., 1953 г.р., наступила в результате отравления KCN (цианистым калием)”.

Аглаю похоронили восемь дней назад, под траурный залп публикаций в прессе. Впрочем, залп был нестройным и смазанным — из-за новогодних праздников. Убегая к салату оливье, легкомысленному и вовсе не отравленному шампанскому, а также к сляпанной кое-как китайской пиротехнике, пресса обещала вернуться. Но я не очень-то верила ее обещаниям: еще день-два — и у нее появятся новые герои, время хороводов вокруг священных могил прошло. Важно только то, что здесь и сейчас.

Издатели были настойчивее: их интересовала судьба последнего, так никому и не проданного романа.

Но роман исчез.

Его не нашлось ни в кабинете Аглаи, куда меня так и не пустила всплывшая неизвестно из каких глубин двоякодышащая рыба-протоптер, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся племянницей Аглаи. Его не было и в ноутбуке с омертвевшей камелией. Ноутбук я привезла вместе с телом, и он тотчас же был варварски взломан всплывшим неизвестно из каких глубин морским коньком, при ближайшем рассмотрении оказавшимся приятелем двоякодышащей рыбы-протоптера. И хакером по совместительству.

Я была тотчас же обвинена в краже интеллектуальной собственности, и двоякодышащая рыба туманно намекнула мне на суд. Но это не произвело на меня никакого впечатления. В конце концов, это будет не единственный суд в моей жизни.

Ведь когда-нибудь следствие по делу об убийстве Аглаи Канунниковой придет к своему логическому завершению.

Но пока ему не было видно ни конца ни краю.

Трех беллетристок, которые с таким остервенением пытались взвалить на себя вину за убийство, отпустили восвояси, популярно объяснив, что чистосердечное признание, не подкрепленное достаточно серьезными уликами и фактами, есть не что иное, как филькина грамота. И им не светит даже подписка о невыезде. Не получила ее даже Tea, оказавшаяся ближе всех к вожделенной бумажке: хотя в перстне-фальшивке и были найдены следы цианистого калия, но Tea так и не смогла предоставить: а) ювелира, изготовившего подделку; в) фармацевта, ссудившего ее смертельным ядом.

А теория, изложенная в показаниях Софьи и гласившая, что Tea своим ядовитым языком вырабатывает цианид, как растения — кислород, была отвергнута следствием как лженаучная.

Под подпиской о невыезде оказался только Ботболт. Он мог бы загудеть и в СИЗО, но его спасло отсутствие мотива преступления. И отсутствие отпечатков пальцев на бутылке с остатками яда. Бутылка эта, затесавшаяся в стадо других бутылок, было найдена в аппаратной.

Рядом с телами Доржо и Дугаржапа, так же, как и “Канунникова А.А., 1953 г.р.”., отравленными KCN (цианистым калием).

Никто из присутствующих в доме в ту ночь так и не смог пролить свет на их смерть. И на смерть Аглаи. К выкладкам Чижа следствие отнеслось скептически.

И все же…

Все же убийцей был один из нас. Проведших утомительно длинную ночь в бурятской лаковой табакерке. И от этого нельзя было отмахнуться, потому что Аглая Канунникова, суперзвезда русского детектива, вот уже восемь дней покоилась в земле.

В наследство от Аглаи мне досталась Ксоло (двоякодышащая рыба-протоптер терпеть не могла собак, она вселилась в квартиру у метро “Аэропорт” с двумя кошками и аквариумом. Я подозревала, что именно в аквариуме, в тесной спайке с водорослями-кладофорами и морским коньком-хакером, она проводит долгие зимние ночи)… Печальная, потерянная Ксоло и две видеокассеты: “Нежная кожа” и “Украденные поцелуи”, только и всего. Кассеты были записаны в маленькой студии при синематеке “КИНОЭТОПРАВДА24КАДРАВСЕКУНДУ”. Об этом сообщал логотип на тыльной стороне увесистой пластмассовой коробки.